|
||
Новый номер |
||
№4(18) октябрь 2006
"На обиженных воду возят" |
||
|
||
Архив |
||
|
||
О газете | ||
|
||
Якутские шрифты | ||
|
||
Ссылки | ||
|
||
Гостевая книга |
|
||
На вопросы читателей отвечает настоятель Сергиево-Казанского кафедрального собора и храма во имя вмч. Пантелеимона г. Курска, протоиерей Михаил ЗАЙЦЕВ:
– Почему обида – это грех? Ведь обижают меня, не я обижаю? |
Елена. |
Прежде чем объяснять, почему то или иное наше состояние является грехом, необходимо убедиться, что человек понял, что такое грех. Если он рассматривает грех с точки зрения юридической, то не поймёт, почему обида – греховное чувство. А когда ясно, что грех – это лишение себя чего-то крайне важного (важнее просто ничего не может быть!), тогда становится понятно: обижаясь, я перестаю быть таким, как Христос, ухожу с пути приближения к Нему, удаляюсь от Него. Нет, не Бог бросает меня, Он не обижается. Просто путь спасения – это путь уподобления Ему. И всё, что я делаю, не свойственного Богу, отзывается в моей жизни – и нынешней, и Вечной – потерей, ущерблённостью, от которой страдаю я сам, а через меня и все окружающие люди, в том числе тот человек, на которого я обиделся.
А потом (это и неверующим должно быть понятно), обида – непрактичный поступок. Обидой мы ничего никому доказать не можем. Это действие не созидательное, идущее от моей слабости, неготовности адекватно жить в этом мире. Даже атеист, если он вменяем и воспитан, пытается обиду проанализировать, мирно отреагировать на неё, простить.
Обидеться – значит, замкнуться на случае, поставив себя в центр мироздания (т.е. на место Бога), в этом есть недоверие к Творцу (а может быть, и дерзость, если мы начинаем Его обвинять).
От обиды ещё и много производных появится: саможаление усугубится, гордость начнёт расти, от малодушия руки опустятся, или, наоборот, агрессия возникнет.
С точки зрения Церкви, обида – это поступок, ставящий меня вне Бога, лишающий общения с Духом Святым. А оказавшись вне Бога, человек обречён на страдания, в конечном итоге, на смерть. И радости не будет, и многого другого, ведь впавший в грех лишает себя целого спектра чувств, переживаний и конкретных способов решения жизненных, духовных, нравственных проблем. Грехом пережимается артерия, по которой Жизнь течёт.
– Я человек очень ранимый, поэтому мне трудно жить. Большинство людей просто чёрствые, не так тонко чувствуют, а меня Господь сотворил «тонкокожей», разве в этом моя вина? |
Валерия. |
Человек гармоничный, подлинно утончённый, должен, прежде всего, тонко воспринимать радость, красоту людей и мира, всё то, что созидает. Валерия о чём говорит? О том, что очень тонко чувствует (грубо говоря) негатив. А светлое и великое, постоянно присутствующее в жизни, не чувствует? Отчего? Что это за утончённость такая однобокая? А как же слова Святого Писания: «Всякое дыхание да хвалит Господа!»?
Апостол Павел свидетельствует: «…Вечная сила Его и Божество… через рассматривание творений видимы» (Рим. 1, 20). Если человек по-настоящему душевно тонок, он всегда увидит, вместит в сердце то великое, надмирное, что выше и ярче этого мира, увы, лежащего во зле.
Получается, Валерия свою утончённость, этот Божий дар, использует сугубо в одном направлении. Представьте, есть у нас мощный телескоп или бинокль очень дорогой, ценный, а мы вместо того, чтобы с его помощью любоваться звёздами, за горизонт пытаться заглянуть, рассматриваем всякую гадость, помойки, содержимое выгребных ям и сокрушаемся: «Ах, как это мерзко!» Может, в другую сторону стоит взгляд повернуть?
Святые наверняка всё лучше нас, «утончённых», видели, всю уродливость человеческого отпадения от Бога (нам это, думается, и в страшном сне не приснится), но почему же они тогда излучали неземной покой и радость, утешая тысячи вокруг себя? Не потому ли, что их духовный взор был обращён более в сторону неземного света?
Полноценный взгляд на жизнь включает видение начала мира и конца его, а это – Бог. Он – источник счастья, радости. На фоне этого великого Света, милости Божией всё то, что нам представляется огромным злом, видится как некие временные тени, которые в этом мире присутствуют. И это не приведёт нас в ужас, мы не будем роптать, наоборот, возблагодарим Бога: «Господи, Ты мне дал возможность так тонко чувствовать мир, что я, даже невзирая на то, что вокруг происходит, понимаю, что Ты всё равно рядом. Что бы ни было, мой путь к Тебе идёт, в Тебе я обрету счастье здесь и спасение в Вечности».
– Мои сокурсники ко мне плохо относятся, посмеиваются над моим христианством. Но если я буду всех их прощать, как об этом в Евангелии говорится, то они совсем меня загнобят. Поэтому я стараюсь сопротивляться, ставить обидчиков на место, пусть не думают, что об меня можно ноги вытирать. Один мой друг православный говорит, что надо терпеть, стараться понять их, жалеть (ведь обидеть сознательно может только несчастный человек) и прощать. А я не только не могу так думать, но считаю это глупым. Получится, что я поощряю злобу сокурсников по отношению ко мне. |
Людмила. |
Христианин всегда должен помнить слова апостола «Умоляю вас: подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4, 16). Но разве в жизни Спасителя мы найдём что-то подобное, когда бы Он отвечал агрессией на личные обиды? Нет, конечно. Почему? Потому, что это не созидает, и апостол Павел говорит: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12, 21).
По-моему наша вера жалко выглядит, когда на выпады в нашу сторону мы отвечаем враждебно – «око за око, зуб за зуб». Бывает, мы теряем адекватное отношение к действительности, и христианство путаем с какими-то наносными, а может быть, и сугубо личными переживаниями.
И вот что ещё видится важным. Поговорка «шила в мешке не утаишь» одинаково касается жизни и верующих, и неверующих. «От избытка сердца говорят уста». Если в сердце мир, он и вокруг нас будет – в наших словах, делах, поступках. А если сердце немирно, то плохими и виноватыми окажутся все вокруг.
Есть книга «Отец Арсений», документальный рассказ о священнике, сидевшем в сталинских лагерях. Его окружали страшные, хотя и глубоко несчастные люди – и уголовники, и конвоиры, можно представить, что там было (наверняка не все ужасы в книге описаны) – унижение, надругательства, похабщина, садизм. И, тем не менее, о. Арсений в этом мраке сохранил сияние Божией Славы в себе, и через это даже самые отпетые обращались к Богу, раскаивались. Да, он святой, но и нам не такие переживания выпали, как ему. Может, стоит поучиться той святости, которой этот священник (наш современник фактически) победил противное Христу?
Людмила же свои отношения с миром ставит выше своих отношений с Богом. Она свои переживания, внимание, эмоции посвящает сиюминутным житейским неурядицам, забывая о ежесекундном стоянии перед Богом. Если бы человек жил в евангельской правде, эта ситуация его бы не ранила. Она была бы для него уже потому малозначительной, что у него есть большее. Когда ребёнок сидит в песочнице и стреляет из пластмассового ружья «тра-та-та», мы же окопы не роем. Так и здесь. Человека, поднявшегося на высоту богообщения (у каждого, конечно, своя мера), такое не задевает.
А уж коль скоро я на обиды так болезненно реагирую, значит, есть проблема – даже не в моём понимании христианства – в жизни моей, в том, насколько она христианская. Бывает, что человек даже перекреститься боится в некоторых обстоятельствах, потому что восприятие мира в нём перевесило восприятие Бога. Выходит, что Бог – довесок к жизни земной, а в этом случае всё всегда будет не так, куда ни кинь – везде клин.
И даже если вдруг у нас появится идеальное окружение, которое будет и понимать, и любить, и восхищаться, это не гарантирует нам мира внутри, ведь наш духовный вектор смещён. Здесь необходимо прежде всего в себе разобраться: а действительно ли я перед Богом живу, или всё же перед людьми?
– Почему православные в ответ на просьбу о прощении отвечают: «Бог простит»? А если я вообще за человеком вины его перед собой не чувствую, а он просит: «Прости!», разве я не должен ему сказать, что мне и прощать-то нечего? А если я обижен и так говорю, значит, я сам не прощаю, только Божие прощение обещаю? Нет ли в этом лицемерия, ведь легче сообщить человеку, что его простит Господь, чем простить самому. А сказать «прощаю», когда ещё не простил, значит солгать. |
Денис. |
Лицемерие, конечно же, бывает, его и стоит беречься.
Но всё зависит от того, как мы прощаем. Нужно различать две грани – личное прощение и пожелание, чтобы Бог обидчика простил. Предположим, Денис сделал мне подлость, просит у меня прощения, а я не имею сейчас сил его простить (хотя и понимаю, сделать это нужно), но я уверен в том, что, если он покается, Бог его простит, и я ему этого искренне желаю. Есть два разных источника прощения: моё личное (которое тоже важно) и собственно Божье. Многие люди, мы знаем, глубоко примирились с Богом, так и не получив прощения близких, которые их не поняли. Иногда и мне говорят: «Простите!», и, бывает, что отвечаешь: «Я на вас и не обижался, мне и прощать вам нечего, ну а Бог да простит вас».
Но как часто эти святые слова произносятся всуе! «Бог простит», «Спаси, Господи!», – сыплем мы, не вкладывая в них молитвенного обращения. А ведь без этого – главного, молитвы – они превращаются в сотрясание воздуха. Хотя… порой и этому «прости» можно радоваться.
Произнося «Бог простит», важно постараться вложить в эти слова искреннее желание, чтобы Господь действительно простил человека: «Я хочу, чтобы мы примирились, обрели мир между собой перед Богом».
Думаю ещё, что если на просьбу о прощении ответить честно: «Денис, пойми, я по немощи своей пока не могу тебя от сердца простить, но прошу, чтобы Бог простил тебя!», это сблизит нас больше, нежели лицемерное «прости» или делание вида, что ничего не произошло.
– Почему нужно просить у Бога прощения? Кому это надо – Ему или мне? |
Алексей. |
А что мы вообще Богу можем дать? И в чём Он нуждается? Нужно ли Ему наше «прости»? Не будем гадать. Бог, в отличие от всего и всех, самодостаточен. Точно – Бог хочет, чтобы все мы спаслись. А вот почему нужно просить прощения у Него?
Почему нужно подойти и попросить прощения у человека, которого ты обидел, но понимаешь, что тебе без него тяжело? Это зачем нужно делать? Может, лучше в молчанку играть и делать вид, что ничего не произошло? Но возможно ли тогда восстановление мира и понимания, тем более, любви между двумя людьми? А если ты грехом разорвал свою жизнь?
Мне кажется, этот вопрос не возник бы у того, кто хоть раз в жизни просил прощения с искренним желанием примириться с человеком, которого ценишь, уважаешь, а может, и любишь. Понятно зачем – чтобы жить рядом с тем, кто тебе дорог, кого за руку держать – уже счастье, в глаза ему смотреть, знать, что есть дружеский локоть, плечо, на которое можно опереться.
А с Богом ещё важнее быть в мире… Где мне обрести такой источник радости и покоя, если не в Нём! А как я обрету его, если своим грехом, поступком просто выгнал Христа из своей жизни? Он, конечно, хочет войти в мою жизнь, но через покаяние моё, т.е. мою добрую волю (Бог не врывается в душу насильно). Я не только словами, жизнью своей должен Ему показать, что сожалею о сделанном и хочу быть с Ним. Важна не внешняя форма, она может быть очень разной, а состояние сердца. Надо задать себе вопрос: «А хочу ли я этого на самом деле? Бог мне действительно нужен?»
– В чём я виноват перед Богом, о чём просить прощения, в чём извиняться? |
Игорь. |
Для начала надо почитать какие-то простейшие пособия о самом понятии греха, чтобы для себя прояснить, что Церковь грехом называет.
Мы просим у Господа прощения за то, что в нас есть, и что мы переживаем как противное Богу, Его правде. За то, от чего нам нехорошо перед Ним.
Но не стоит заниматься начётничеством. Порой приходят люди с листочками, куда бездумно переписывают из книг целые списки прегрешений, которые как грех (т.е. личная трагедия в отношениях с Господом) вовсе не переживаются.
Вот ты прочитал по бумажке: «Я утром и вечером не выполнял молитвенное правило», а сердце-то у тебя сжалось при этом? Часто здесь не просьба о прощении и исцелении, а констатация, что дело не было сделано «де юре». Но стало тебе от этого больно, стыдно? Ты почувствовал, что Бога в своей жизни чем-то ничтожным подменил? Вместо того, чтобы отдать это время Богу, пообщаться с Ним, ты провёл его праздно, а может, потратил на какую-то гадость, с приятелем по телефону пустословил.
Просить прощения нужно за то, от чего стыдно, нехорошо на сердце. И здесь у каждого свой уровень, своя мера. Один, может, разрыдается: «Чего я прошлым вечером три бутылки водки выпил? Ведь мог одну! Тогда хотя бы с другом поговорил, утешил его, а так – свалился и уснул». А другой будет плакать: «Господи, прости, я эту неделю больше от людей брал, чем отдавал». Просить прощения надо за то, от чего дискомфортно, страшно, больно, и эти чувства (в добром проявлении) должны развиваться, расти ввысь, всё дальше уходя от земных ассоциаций.