		Чистая вода

«Всякий замечал абсолютное большинство женщин в наших храмах. Однако сопоставляя по календарю число святых обоего пола, обнаруживаем соотношение примерно 1:8 – мужчин в восемь раз больше! Не объясняется ли этот вопиющий факт, в частности, тем что, получая от Бога величайший из даров, веру, мы затем сбиваемся с правильного пути, не давая себе труда осознать одну нехитрую вещь: женский образ бытия существенно отличается от мужского, и, следовательно, наш путь к спасению также в чём-то иной и чреват свойственными только нашему полу ошибками и грехами», – написала в предисловии к своей книжке монахиня N. И хотя автор предупреждает, что её работа вряд ли привлечёт подвижницу, штурмующую «Добротолюбие», а неподвижнице сухое исследование чужих пороков, без захватывающего сюжета, тоже ни к чему, мы-то считаем, что эту чудесную, лучшую «про женщин» книжку, должна прочесть каждая женщина и каждый священник. А поскольку такая возможность есть не у многих, и в газете можно напечатать лишь несколько глав, мы решили разместить её электронную версию на нашем сайте. Читайте и дерзайте!

ДЕРЗАЙ, ДЩЕРЬ!
Размышления о женском призвании

Есть ли у женщины душа?

Китаец, если спросить его о детях, перечислит только мальчиков.
(Из Вейнингера)

Женской психологией, как и прочими серьёзными проблемами человечества, занимались преимущественно мужчины. Непосильно обозреть всё написанное, но кое-что почитать весьма интересно, особенно если содержать в памяти того древнего подвижника, который платил за то, чтобы его ругали. Ярость Шопенгауэра, Гартмана и других, менее знаменитых философов, беспощадно бичующих женские пороки, поневоле вызывает подозрение, что они, бедненькие, много натерпелись в личной жизни.
Ничего подобного не обнаруживается со стороны женщин: за исключением излишеств, изредка допускаемых в пылу полемики, феминистки выступают всё-таки против половой дискриминации, а не против мужчин и их пороков. Женоненавистничество, всплывающее из глубинных недр мужской психологии, просто нечем объяснить, кроме как потребностью компенсировать за наш счёт собственную несостоятельность. Современный исследователь приводит такие причины этого распространённого синдрома, как непонимание (чёрно-белые оценочные стандарты типа: умный-глупый, добрый-злой, ленивый-трудолюбивый к женщинам как-то неприменимы); страх (потери свободы, измены, наказания – психоанализ, образчик мужской логики: мама ставила в угол, следовательно, все женщины бяки); затем тактика упреждающего удара (когда поносишь другого, свои прегрешения остаются как бы в тени), поиски объекта для битья (формулируется: «Шерше ля фамм! Не сам же мужчина виноват в личных и мировых неурядицах!»); наконец, банальное властолюбие (при том, что жажда главенства отнюдь не уравновешивается готовностью к адекватной ответственности) – и ещё много другого, всего 17 пунктов.

Кое-что об амбициях «укротителей»

В чрезвычайно популярной когда-то и недавно переизданной книге «Пол и характер» Курт Вейнингер (психолог, модный среди определённых кругов интеллигенции в начале XX века. – Ред.) с научной безапелляционностью утверждает отсутствие у женщины души, интеллекта, совести... она неспособна мыслить... аморальна... живёт безсознательно... Всё это он заключил, имея отроду двадцать три года, и вскорости наложил на себя руки. Его биологические концепции, увлёкшие к самоубийству нескольких образованных нервных девушек, напуганных злобным приговором, родились под воздействием модных в то время святотатственных парадоксов Ницше, претендовавшего (не без поэтической слезы, гарантирующей успех у гуманистов и эстетов) на низвержение христианства.
«Ты идёшь к женщине – не забудь взять с собой плеть» – подобные низкопробные афоризмы имеют успех и доныне, по-видимому, оттого, что тешат амбиции «укротителей». Даже в церковной среде: молоденький священник запросто «тыкает» старушке монахине, а когда настоятельница деликатно удивляется по этому поводу, не понимает: «Так женщина же!» – ну да, он читал святых отцов-пустынников и вывел, что они, как бы не замечая пола Честнейшей Херувим, якобы считали женщину исключительно орудием сатаны; недаром в древние монастыри её не допускали, как теперь на Афон. Верно, когда-то царевна Плакидия, входя в Ватопед, услышала Голос: «Здесь живут монахи... Зачем ты подаёшь врагу повод для нападения на них...» Пречистая возбранила женщинам вход на Святую Гору с целью облегчить отшельникам подвиг воздержания. Так же и они: не женщин гнушались, а остерегались предательства своей плоти.
Н.С.Лескова, изображавшего чудовищ вроде Домны Платоновны, не заподозришь в идеализации нашего пола, однако именно он разоблачил стойкий предрассудок, будто в древних житийных сказаниях женщины выставляются непременно погубительницами, вовлекающими в чувственную стихию возвышенных мужчин, помышляющих исключительно о духовном. Писатель исследовал повествования Пролога и высчитал: из 35 упоминаемых там женщин 17 не соблазняли мужчин, а, напротив, страдали от их насилия; 4 – соблазняли, причём соблазнила только одна, и все четверо в результате полученного урока обратились от греха к чистоте и святости; 9 женщин оказали благотворное влияние на мужчин и научили их обуздывать грубые страсти. В дурном виде, подытоживает Лесков, Пролог представляет всего лишь двух женщин, притом одна из них дурочка (психически больная). Кстати, кто из прихожан нынче помнит, почему древние уставщики Церкви завели обычай противоположному полу стоять в храме по другую сторону? Оказывается, из-за человеческой немощи. Но сейчас-то, когда смысл этого правила многими забылся, находятся «ревнители», считающие, что так положено для «смирения» женщин – они, дескать, ниже, они хуже, они ничто.

Идеология зависти

Недальновидность и... ну, скажем, наивность руководящего пола спровоцировали женщину стать на тропу беспощадной – и к себе! – войны за уравнение. «Хотите, я скажу вам заветное желание всякой женщины? Быть мужчиною!» За пошлым шутовством персонажей бездарного романа, горячо любимого одним из основоположников коммунизма, так и слышится хихиканье диавола: вся навеянная им идеология развивалась на возбуждении одной страсти – зависти. И Фрейд, не читавший Чернышевского, разгадывал загадки прекрасного пола исходя из «обделённости», ощущаемой, по его «науке», каждой женщиной с того момента, когда она впервые обнаруживает отсутствие у себя органа, деятельностью которого «гениальный психолог» разрешал вообще все тайны человека и мироздания.
У нас несколько поколений доверчиво изучали канонизированных советской школой «революционных демократов», а на Западе бешеный ажиотаж сопровождал пьесы Ибсена и другие, ныне забытые сочинения, выражавшие те же опьяняющие идеи «освобождения женщины»; повсеместность их распространения также выдаёт единого организатора – не слишком изобретательного древнего змия. Вдохновляемая им кампания, на фоне победного шествия «научного» материализма, вытесняющего Божии заповеди, вылилась в бунт против своего пола, привела к необратимой духовной порче: параллельно успехам английских суфражисток с середины XIX века наблюдается резкий взлёт женской преступности, а XX век характеризуется массовым повреждением психики и, хотя страдают этим оба пола, женщин душевные болезни поражают вдвое чаще (по статистике США, не учитывающей алкоголизма, неврозов и подобных «пустяков»).
Не довольствуясь ролью «игрушки для отдохновения воина» (это определение принадлежит Ницше), женщина утверждается как может: используя все отпущенные природой средства, она, подобно библейской Далиле, распознаёт слабости «повелителя», покоряет его и властвует над ним (вследствие чего презирает), а, обретая «права», активно стремится занять его место на производстве, на кафедре, на войне; в этом бессмысленном противостоянии терпит поражение всё человечество; не столько потому, что она не справляется, сколько потому, что, претендуя на чужую ношу, она бросает собственную, изменяет своему призванию, утрачивает женственность, ругается над материнством.
Ах, если бы мы больше доверяли живой жизни! – Когда я рожала, – рассказывала Л., – я словно участвовала в таинстве, непостижимо высоком таинстве... Я обливалась слезами благодарности, хотя, конечно, дура была и не понимала, Кого надо благодарить... С тех минут я никогда, никогда больше не завидовала мужчинам. Подумать только: им такое великое чудо – не дано!

Родиться женщиной – нет ли здесь таинственного предпочтения, избранничества, которое нам за время пребывания на земле предстоит понять и оправдать, как знак доверия Творца?

Откроем Евангелие

Дай мне место, Магдалина, У Христовых ног...
(Свт. Димитрий Ростовский)

«Что за женщины у христиан!»

Ясно, что перед Богом принадлежность к тому или другому полу совершенно безразлична: спасение обещано не мужчине или женщине, а человеку. Христианство в корне изменило «мужские» приоритеты языческого мира: труды, войны, обогащение; оно учило трудиться над своей душой, воевать с силами тьмы, богатеть в Бога; но дело совсем не в равноправии: Евангелие даровало женщине так много, оно одухотворило её служение смыслом столь высоким, что никакие жертвы не казались ей слишком большими в чистом свете Божественной любви. С полным самоотвержением она разделяла подвиг апостольства: кроме Марии Магдалины – сколько женских имён упоминается в 16-й главе Послания к Римлянам! Затем мученичество во время гонений, когда на её долю выпадали страдания вдвойне тяжкие – не только физически, из-за слабости телесных сил, но, куда страшнее, душевные: приходилось отрывать сердце от самых близких, оставлять на земле ребёнка или видеть его истязания и гибель (мы видим это в жизни православных мучениц Перпетуи, Иулитты, Софии и других). Но и без явных мук: какое героическое требовалось терпение, чтобы сохранять брак с мужем, не желающим и слышать о Христе, и, день за днём в кротости и смирении преодолевая языческий семейный уклад, воспитывать детей в правилах веры и тем способствовать будущему процветанию Церкви (почитайте о святых Монике, Нонне, Анфусе и других). «Что за женщины у христиан!» – изумлялись многоопытные римляне.

Плоды нашествия неофитов

Приходится напоминать общеизвестное, ибо по тем или иным причинам – из-за всеобщего внецерковного воспитания, нашествия неофитов или почему-нибудь ещё – сегодняшняя православная практика по отношению к женскому вопросу во многом вернулась к понятиям, господствовавшим в иудаистский период Ветхого Завета (в последние века перед Рождеством Христовым, характерные общим падением духовной жизни. – Ред.). Полистайте сборники современных проповедей: встретите сравнения с Иезавелью и Иродиадой (будто не было Ирода, Иуды или там Нерона с Диоклетианом) и суровые указания молчать в Церкви (будто не прославила она равноапостольных жён). Общая концепция сторонников таких взглядов (мы приводим цитаты из современных церковных книг!) сводится к тому, что «женщина не имеет в себе самостоятельного бытия» (недочеловек, что ли?), так как она сотворена из ребра (ребро – мелочь!), что ей в жизни уготована «служебная роль», что её «изначальная вторичность и зависимость» ещё более усилена после грехопадения, поскольку повинна в нём, конечно, она. (О, потомки Адама! Праотец по изгнании из рая не плакал ли ещё и от стыда, что возложил вину на слабые женские плечи, упрекнув заодно и Создателя?). «С баб, наверно, и на Страшном Суде ничего не спросят, – глубокомысленно изрекает архиерей в вышедшей из-под пера православного священника книжке, – Ну что с них спрашивать? Чуда в перьях...» Догмат? Тень, знай своё место! Знать своё место вообще-то неплохо, для смирения, но в самом ли деле это всего лишь место тени, безмолвно следующей за хозяином?
– Смиряться-то надо, – вздохнула С.Н. – и рада бы: спряталась за мужем – и нет проблем. Помощница, помощница... В чём помогать – на диване с газетой лежать, ныть и всё ругать с утра до ночи? (Муж её, как многие, не нашёл в капитализме достойного места, кроме исторического дивана, излюбленного российскими интеллектуалами – авт.). Как-то взяла Евангелие и прочла с этих позиций. Ничего подобного там нету! Господь ничего такого не говорил!..

Ради бесценной жемчужины

Вот именно. Читаем-то читаем, но, может, не с тех позиций? Откроем Евангелие и увидим, что главное земное действующее Лицо в событии Рождества нашего Спасителя – Дева, Жена, Мать, от Которой Он принял плоть и кровь, Которая вскормила Его и как могла сберегала в скорбной земной юдоли. Сорокадневного Младенца по внушению Духа Святого встречает в храме не только Симеон Богоприимец, но и пророчица Анна. Не подтверждают ли эту симметрию слова: «Кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат и сестра и матерь» (Мк. 3, 35)? Иисус без всяких упрёков и назиданий исцеляет Симонову тёщу (Мк. 1, 31), кровоточивую (Мф. 9, 20-22; Мк. 5, 33-34; Лк. 8, 48), скорченную (Лк. 13, 12-13). Пожалев мать, Он воскресил её сына (Лк. 7, 13); спас от расправы взятую в прелюбодеянии (Ин. 8, 3-11) и простил другую грешницу (Лк. 7, 36-50), даже поставив её в пример фарисеям. В пример Он ставил и вдову с её лептой, или кодрантом (Мк. 12, 42-44, Лк. 21, 2-4), имея в виду высокое благородство души, жертвующей материальным ради духовного.
Если бы Господь хотел указать женщине её место рабыни (прислужницы) своего господина, то вот удобный эпизод – в доме Марфы и Марии (Лк. 10, 38-42). Восточный обычай вроде бы и теперь предписывает женщине вовремя подавать закуску и молчать, пока джигиты разговаривают; но Он – совсем наоборот: не Марию отсылает на кухню, а Марфу, занятую самым женским делом, хоть и любя и дружески, упрекает в суетности, и отнюдь не порицает догадливую Маркелу (так, по преданию, звали служанку Марфы), прервавшую речь Спасителя восторженным возгласом: «Блаженно чрево, носившее Тебя...» (Лк. 11, 27).
Ответы Иисуса на вопросы фарисеев о браке (Мк. 10, 2-12) также посрамляют ветхо-раввинские взгляды и обычаи: Господь утверждает совершенно равные требования к мужу и жене; более того, по Его слову, именно муж должен оставить отца и мать и прилепиться к жене своей (Мф. 19, 5) – то, к чему прилепляются, разве не должно быть основательно и надёжно?
Никто из евангелистов не запомнил ни единого слова Спасителя, обидного для нашего пола. Случайно ли сказано: «Предаст же брат (а не сестра. – Авт. ) брата на смерть и отец (а не мать. – Авт.) детей» (Мк. 13, 12)¹. (Интересно провести и такую параллель, размышляя, почему никто из женщин не предал Христа и почему Он по своём Воскресении явился прежде женщинам: женщина по своей чувствительной природе первой – прежде Адама – пала, но она же первая и восстала – искупление получило первым именно женское естество через Матерь Божию, выносившую и родившую воплотившегося Господа. – Ред.). Сколько раз Господь гневно обличал иудеев, да и самих апостолов: «род неверный и развращенный...» (Мф. 17, 17), «косные сердцем, чтобы веровать» (Лк. 24, 25), но женщин Он не обличает, а только ободряет: «не плачь!» (Лк. 7, 13); «ты освобождаешься от недуга твоего» (Лк. 13, 12); «иди в мире и будь здорова от болезни твоей» (Мк. 5, 34); «Я не осуждаю тебя» (Ин. 8, 11). Те, кто передёргивает евангельские цитаты, чтобы доказать «второсортность» женщины, могут ухватиться за эпизод с сирофиникиянкой, которую Христос испытывает, употребляя унизительное сравнение: «Не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф. 15, 22-28, Мк. 7, 26-29). Скучно объяснять, что это сравнение не обидно, потому что не имеет отношения к ней лично, а касается лишь принадлежности к языческому племени.
Почему же Христос особо милостив к женщинам? Кто-то скажет – сострадал слабому полу, жалел «немощнейший сосуд». Вероятно. Хотя... И.С. прочла впервые – даже не в Евангелии, а в каком-то светском журнале о дне жён-мироносиц и была потрясена; она восклицала, почему-то шёпотом:
– Они все разбежались! Сидели взаперти и тряслись! Апостолы! А эти... тоже, может, тряслись, но пошли к Нему!
Ну да, а перед тем стояли у Креста, и множество женщин «плакали и рыдали о Нем» (Лк. 23, 27), а та «во многие грехи впадшая жена», которая омывала слезами Его ноги и предварила помазать тело Его к погребению (Мк. 14, 8), воспоминается в Великую Среду, разумеется, не случайно, а в противовес Иуде, предавшему Его в этот день. И по Воскресении Он «явился прежде Марии Магдалине» (Мк. 16, 9), ей и другим мироносицам первым открыв главную истину христианства, – конечно, лишь потому, что представители сильного пола страха ради иудейска оказались в этот момент далеко от Его могилы.
Ну и самая, может быть, дорогая для нас страница – в Евангелии от Иоанна, 4-я глава, встреча с самарянкой. Именно ей, женщине, открывает Господь сокровеннейшую и глубочайшую суть веры, притом она, не постигая и не достигая, конечно, как и никто другой, уровня своего Собеседника, задаёт вполне осмысленные вопросы, поднимаясь на высоту догматов (как отметил это свят. Григорий Богослов) и сильно отличаясь, скажем, от Никодима (можно сравнить: Евангелие от Иоанна, глава 3 – рядом).

Советы, которые вы здесь встретите, адресованы не к тем, кто ищет богатства, комфорта, принца на белом «мерседесе» – и приходит в церковь выпросить или, за свои свечки, выторговать всё это у Бога; не к тем, кто ищет здоровья и покоя – и ожидает от храма чего-то вроде психотерапии, вместо таблеток; но к тем, кто уже догадался о местонахождении таинственного сокровища (Мф. 13, 44), уловлен неводом Господним (Мф. 13, 47) и решается пожертвовать всем ради бесценной жемчужины (Мф. 13, 46).

Монахиня N

¹Легко представить царственное презрение Ахматовой, сказавшей однажды: «Вы заметили, там (в тюремных очередях. – Авт.) их (мужчин. – Авт.) почти нет. Низшая раса...». (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М., 1997, т. 1).

ДЕРЗАЙ, ДЩЕРЬ! Размышления о женском призвании