|
Михаил Михайлович Дунаев – выпускник филологического факультета МГУ, доктор филологических наук, доктор богословия, профессор Московской Духовной Академии. Самое известное исследование М.М. Дунаева – «Православие и русская литература», вышедшее в 6-ти томах.
|
Печальный взгляд на молодое поколение
Субъективные заметки*
Говорят, отцы всегда готовы посетовать, глядя на молодое поколение, так что и не стоит вслушиваться в их брюзжание. Время от времени в печати появляются тексты, относящиеся к разным временам и разным цивилизациям и доказывающие это вечное недовольство стариков: повсюду одно и то же, постоянно рассуждения о разного рода пороках молодёжи, о неуважении к старшим, о неумении жить и тому подобное. После всех цитат вывод: всегда ворчали и будут ворчать, а человечество, несмотря ни на что, живёт и процветает. Так что нечего беспокоиться. Посмеёмся над стариками и будем жить, как жили.
Человечество и впрямь пока живёт (о процветании умолчим), но какова судьба тех цивилизаций, от которых остались цитируемые тексты? А нет их уже. Поэтому лучше не торопиться со смехом.
Другой пошлый шаблон, всегда обнаруживающий себя при рассуждении о молодёжи, это утверждение, будто она постоянно устремлена к прогрессу, будто именно она обновляет бытие, в отличие от консервативно настроенного и отживающего своё поколения отцов. Нетрудно, однако, сообразить, что для внесения в жизнь чего-то истинно нового следует основательно познать уже существующее, иметь богатый интеллектуальный опыт. Молодёжь опыта не имеет, поэтому она как раз весьма консервативна в своих воззрениях и действиях, иллюзия же «новизны» создаётся тем, что молодые часто в порыве самоутверждения руководствуются принципом «противоположного общего места» (Тургенев), то есть: просто меняют знаки оценок в устоявшихся мнениях. Взрослые говорят: «белое» – недоростки непременно: «чёрное». Кому-то это представляется весьма оригинальным.
С этим связаны и иллюзии о бунтарском, революционном настрое в молодёжной среде. Но это ведь просто следствие молодой глупости и переизбытка возрастной энергии, требующей выплеска, куда и с какой целью – всё равно. Чехов заметил однажды: студенты бунтуют, чтобы барышням нравиться. Вот это причина поважнее, чем разного рода политические соображения. Худо то, что это используется закулисными манипуляторами, о чём сама молодёжь не догадывается по возрастному недомыслию.
И вот беда: иные из старшего поколения не прочь подыграть чрезмерным претензиям молодых, чуть ли не заискивают перед ними: не то обвинят в ретроградности и «несовременности». Приходится слышать, например, рассуждения какого-нибудь седовласого бодрячка, будто молодёжь распростилась со страхами, которыми мы жили в недавние времена, будто она смело смеётся над этими страхами. Да не смелая она, а просто глупая ещё. Подлинная смелость сопряжена со знанием того, чему человек противостоит, у молодых же пока нет нужного опыта, они хорохорятся в состоянии, о коем говорят в народе: «Жареный петух ещё не клюнул». И нетрудно ведь потешаться над чем-то с временного расстояния. «Каждый мнит себя героем, видя бой со стороны» (Руставели).
Своеобразие того положения, которое занимает молодёжь среди прочих поколений, определяется гипертрофированным стремлением к самоутверждению. Это и вообще важный стимул в жизненном процессе, особенно в апостасийном обществе (как сказал в своё время ещё В.Соловьёв: «Все самоутверждаются против всех»), но молодые лишь вступают в жизнь и особенно обострённо ощущают потребность заявить о себе и всё трагически усугубляется несоответствием уровня претензий уровню возможностей.
Вдобавок молодой человек всегда особенно нетерпелив (и тут опыта недостаёт), ему нужно всего как можно скорее и как можно больше – а необходимых качеств для того маловато. Поэтому нередко для самоутверждения избираются методы примитивные, а то и вовсе дикие: тупая агрессивность, попытка вывернуть прежние ценности наизнанку и на том основывать мировоззренческую позицию и поведение. Те, кто при этом лишены подлинного нравственного начала, идут в террор. Наиболее бездарные и страдающие от бессознательного ощущения своей неполноценности прибегают к способам вовсе экзотическим: прокалывают тело во всех мыслимых и немыслимых местах, вставляя туда кольца, шпильки (пирсинг), делают немыслимые причёски, раскрашивают физиономии... Не спешите смеяться или осуждать, увидев такое, поймите: человек страдает, вымещая свою тайную муку в пассивную или активную агрессию против всех и вся.
Человек вступает в конфликт с миром – прежде всего со старшим поколением: начинает казаться, что оно слишком много берёт себе, не желая уступать места, хотя давно отстало в понимании жизни, что его принципы и ценности давно устарели. Старому хочется противопоставить новое: так легче утвердить себя, да и некогда осваивать это старое, и сил на то недостаточно. Вот на том и взращивается стереотип молодёжного обновления жизни, хотя на поверку вместо «старого» предлагается нередко и вовсе древнее, хотя и подзабытое. (Например, современная молодёжная эстетика, музыка, пирсинг, раскрашивание лиц и тому подобное – не более, чем эстетика первобытных дикарей.) Проблема отцов и детей стара, как мир.
Тщеславие и самоуверенность молодых людей парадоксально подогреваются их невежеством. Они многого не знают – это естественно. Но им кажется, будто они знают достаточно для того, чтобы навязывать свои представления о мире окружающим.
Представим себе знания как круг. Всё, что вне круга, – незнаемое. Тогда окружность есть граница между знаемым и незнаемым. Чем больше знания, тем больше круг, но больше и окружность, то есть соприкосновение с неведомым. Растёт знание – растёт и понимание величины незнания. В конце концов человек приходит к сократовскому прозрению: я знаю, что ничего не знаю. Но молодой человек знает слишком мало, окружность его опыта слишком коротка, и ему кажется, что и непознанного остаётся немного: вот ещё одно усилие и бастионы неведомого падут. Чем скорее совершится одоление такого заблуждения, тем лучше, но расставание с иллюзией – тоже трагедия.
Человеку хочется заявить о себе, сказать что-то, а сказать-то пока нечего. Он начинает порою изрекать сущий вздор, но нередко не сознаёт того. А внутреннее чувство подтачивает, не позволяет вовсе не ощущать правду, и правда та о себе подчас страшна.
Всё это совершается на фоне известных возрастных физиологических изменений – и оттого ещё мучительнее.
Выразить в полноте подобное состояние доступно только гениально одарённому человеку, поэту, другие лишь смутно терзаются. Достаточно прочитать стихи шестнадцатилетнего Лермонтова, чтобы увидеть: тут ад в душе. Оттого так любим молодыми этот поэт: он гениально выразил их внутренний конфликт с окружающим миром.
В таком состоянии жизнь нередко обессмысливается, человек впадает в жестокое уныние, ощущает пустоту в душе. Через это едва ли не все проходят, разница лишь в остроте ощущений.
Многие молодые находят выход из создавшегося кризиса, прячась в мире виртуальных ценностей, в игровой стихии, хотя бы на время в неё погружаясь, ибо она помогает забыться, ощутить себя хотя бы в мечтах самым умным, талантливым, всепобеждающим. Наиболее слабые убегают просто в наркотическое опьянение – статистика здесь показывает угрозу для здоровья нации.
Бегство от реального мира куда бы то ни было – своего рода самоубийство. Грех. Самоубийство же подлинное – ещё один выход из душевного ада; статистика и в этом неумолима.
Всему этому можно противопоставить единственно: терпение, смирение и труд. Многие тому и следуют, но, берёмся утверждать, если всё это не будет одухотворено неким высшим смыслом, то становится оно как-то ненадёжно и всегда готово сорваться в безысходность. Скажем яснее: нужна вера, и вера не в абстрактные начала, а в полноту Истины, как она выражена в Православии. Да вот беда: такие утверждения кажутся слишком многим теперь банальными, скучными и ненадёжными.
Не нужно забывать: враг ведь за всем этим следит и никогда не оставит своих гибельных для рода человеческого стремлений. Он руками своих служителей (явных или даже не сознающих того) воздействует на мир вполне ощутимо. И входящее в жизнь поколение для его козней особенно уязвимо. Он прямо воздействует на молодое тщеславие, гордыню, на вожделения взрослеющего тела.
Чтобы противостоять всем соблазнам, требуется внутренне отвергнуть их, а для этого необходимо должным образом воспитать человека. Однако нынешняя молодёжь воспитана теми, кто сам взращивался в условиях безбожного общества. Понятие греха из сознания большинства выбито напрочь. Осталось ещё понимание, что хорошо и что плохо, но при теперешнем расцвете плюрализма границы между добром и злом размываются небезуспешно. А молодой человек и вообще склонен отринуть то, что внушают старшие. И вот внедряется в сознание: безбожие, индивидуализм, сексуальная распущенность (вплоть до однополой «любви»), агрессивность, безответственность, неряшливость и тому подобное – это естественно для человека, стало быть и хорошо.
Подлинное воспитание должно строиться на укоренении в душе понятий надо и нельзя. Нынешняя система (по доктору Споку) основывается на слове хочу. Можно смело предсказать: так намечается путь к гибели. Всё усугублено тем, что истинная основа опошлена и искажена тоталитарной идеологией, в которой взращивались многие поколения советских людей, поскольку коммунистическое безбожие есть обезьянье выворачивание наизнанку всего, чего оно коснется, включая самое светлое и доброе. Либеральная же практика, тому противопоставленная, наглядно показывает, что отвержение устоявшихся моральных запретов часто мешает жить, как хочется. Вот говорят: нельзя красть и убивать. Но все же видят: преступники-то ныне живут распрекрасно. И никакое государство с ними совладать не в силах: они сами навязывают власти свои законы. Почему же нельзя совершить преступление, когда оно помогает процветанию?
В нынешнем либеральном сознании взращивается понимание свободы как вседозволенности (если чего-то нельзя, то какая же свобода?). Всех несогласных с этим немедленно обвиняют в сталинской (ежовской, бериевской) деспотии. Трюк в общем-то дешевый, но срабатывает безукоризненно. Стоит, однако, заметить: свободолюбие молодых проявляется лишь в противостоянии старшим (в лебезятниковском желании «огреть протестом»), тогда как в самой молодёжной среде царствует жёсткий конформизм и то, что Достоевский называл «рабством у передовых идеек». Под идейками же этими прячется чаще всего обыкновенная мерзость.
Вседозволенность есть рабство у греха. Но так как понятие греха (повторим) в безбожном обществе выветрилось, то всё, что вожделенно, объявлено благом.
Понятия добра и зла вообще определяются для каждого пониманием смысла жизни, целей бытия. Добро – это то, что споспешествует достижению намеченной цели, зло – всё, что тому препятствует.
Что же ныне вбивается в сознание как смысл пребывания человека в подлунном мире? Этот смысл сведён к незамысловатым слоганам: жить надо в кайф – и бери от жизни всё. (Тем, кто скажет, будто последнее лишь простенькая реклама прохладительного напитка, ответим: вот именно так незамысловато, под маскою рекламы, вколачиваются в нас важнейшие жизненные принципы.)
Молодые люди слишком напоминают ныне глупую рыбку, которая плывёт где-то в глубине и вдруг видит перед собою жирного вкусного червячка. Лукавый голос, ставший уже её внутренним зовом, нашептывает: почему нельзя, если хочется? бери от жизни всё! И не знает рыбка, что в червячке спрятан жёсткий крючочек и что сидит на берегу хитрый рыбак, а совсем недалеко поджидает горячая сковородка, которой не миновать, если заглотнуть наживку.
Вот такой привлекательный принцип насаждается: смысл жизни – наслаждение (жить в кайф). Но наслаждение имеет одно препакостное свойство: оно приедается и требует всё большей остроты ощущений, а самые острые переживания даёт преступление, не обязательно даже уголовное, а просто всякое переступание через любую черту запрета. Этот закон вывел ещё в поза-позапрошлом веке необыкновенно умный и чрезмерно порочный маркиз де Сад. Молодых и без того тянет к нарушению запретов, а внушаемые принципы делают человека вовсе безоружным перед всеми соблазнами.
Эй вы, мудрецы, всё никак не могущие доискаться причин угрожающего роста молодёжной преступности! Пока оголтелая особа будет драть горло про жизнь в кайф, вы того роста ничем не остановите. Вся мощь государства будет бессильна. Потому что в душах зудит вожделение, вбитое прочно: нужно взять от жизни как можно больше! И на новом уровне возрастает вечное противоречие между претензиями и возможностями. Одолеть его смирением и трудом? Это скучно.
Всем этим можно объяснить и наблюдаемое ныне тяготение части молодых людей к сектам. Ведь сектанты привлекают к себе, воздействуя на тщеславие и маня возможностью проникнуть в сокровенные тайны бытия через особое посвящение, то есть без особого труда. Человеку говорят: ты можешь стать особенным, посвящённым, ты познаешь у нас тайны, для прочих недоступные, ты постигнешь у нас неизъяснимое блаженство в земной жизни и ты будешь принадлежать к тем немногим, кто спасутся в вечности. По молодому неразумию такой лести и посулам верят, хочется верить. И взамен отдаётся воля, свобода, а часто и материальные ценности, порою вовсе не малые. Технология тут примитивная, но действенная. Конечно, у каждой секты – свои конкретные приёмы, но основные принципы уловления душ весьма сходны. А что может предложить Православие? Да всё те же скучные смирение, терпение и труд. Хождение в храм, выстаивание нередко очень продолжительных богослужений. Необходимость внутренней брани с грехом. И как будто бы никаких особенных «тайн»: Священное Писание чуть ли не на каждом углу продаётся, равно как и книги святых отцов. Для того и прививают молодым потребительскую психологию, чтобы отвратить от всего этого – «неинтересного».
Труд, и терпение, и смирение могут быть взращены как жизненные ценности, свободно избранные человеком, лишь на православной основе. Но вот госпожа Хакамада недавно заявила, что религиозное воспитание нежелательно, даже недопустимо в нашей стране, поскольку оно якобы человека зомбирует. (Явный след давних возрастных комплексов: как вывернулись в сознании наизнанку вечные ценности, так та вывернутость и сохраняется в неприкосновенности.) Ладно, пусть свободно развивается порок.
«Незомбированному» молодому сознанию сегодня подсовываются ядовитые суррогаты вместо ценностей подлинных, и молодёжь легко поддается на уловку. (Потому, скажем, и нежелательно для сил зла подлинное воспитание: тогда труднее будет обманывать подделками.) Рассмотрим лишь один пример. Недавно в одной из телепрограмм некий представитель «сексуальных меньшинств» (так это теперь ласково называется) рассуждал: мы, «меньшинства», не отступаем от Бога, но, напротив, следуем заповедям, поскольку Бог есть любовь, а мы именно любовью и занимаемся. Ну, тут, конечно, крайность, но вообще подлинное понятие любви во многих умах уже прочно вымещено словом «секс», то есть блуд, если перевести на тот язык, обучению которому так противится госпожа Хакамада.
Толстой называл когда-то музыку стенограммою души. Кто хочет узнать душевные движения нынешних молодых людей? Послушайте ту музыку, которая заставляет их зомбированно дёргаться и извиваться с поднятыми руками и бессмысленными улыбками. Не страшно?
Вспоминается одна притча, относящаяся ещё ко временам античности. Некий философ прогуливался по саду со своими учениками, и навстречу им попалась гулящая девица. «Вот ты гордишься своими подопечными, – сказала она учителю-мудрецу, – но стоит мне поманить их за собой, и многие покинут тебя». «Да, – ответил тот, – потому что я веду их вверх, а ты поманишь вниз».
Вот сегодня это и происходит: молодёжь увлекается вниз. Её, если использовать внедряемый новояз, опускают – и она этому почти не противится.
Ныне внутренняя ущербность, порождаемая вечными возрастными комплексами, соединяется в молодёжной среде с навязываемой извне ущербностью мировосприятия – и небезуспешно. Ущербность вообще всегда агрессивна и постоянно пытается навязать себя как норму.
Для этого она захватила все средства, через которые можно навязать обществу собственные ущербные идеи. Это делается и прямо, и косвенно. И всё под прикрытием борьбы за свободу. Не станем обманываться: та свобода, за какую борются, например, наши теледельцы, – это свобода делать и пропагандировать мерзости и умножать собственные барыши. За такую свободу они горло перегрызут, покрывая всё дешевой демагогией. За свободу показывать гадкий фильм Скорцезе, за свободу демонстрировать застекольный блуд, за свободу заливать экран кровью... И если от всего этого человек, жизнью умудрённый, имеет силы отвернуться, то молодой несмышлёныш примет в душу как заразу.
Опасность насаждаемой заразы в том, что большинство её носителей сами по себе как будто безобидны, так что и бороться с ними смешно. Какие-нибудь телепузики или покемоны – ну не стрелять же из пушек по воробьям, искореняя таких милых телепузиков, которых так любят детишки. Или обаятельный мальчик-волшебник Гарри Поттер, завоёвывающий ныне мир. Забавно, занимательно. На робкие голоса против никто не обращает внимания.
Чтобы истинно понимать опасность всей этой заразы, нужно обладать хоть долею духовного зрения, но нынешняя «интеллектуальная элита» неполноценна в большей своей части даже на уровне рассудка.
Вообще бороться со всем этим при помощи запретов невозможно. Нужно противопоставить насаждаемой мерзости систему духовных ценностей и идей. Но что именно? Да всё те же смирение, терпение, пост и молитву. Признаемся ещё и ещё раз: ведь это же так непривлекательно и скучно для оболваненного массовой культурой молодого человека. Его ведь оболванивают давно, умело и расчётливо. А что впереди – горячая сковородка... Далеко вперёд они заглядывать не умеют.
Это не значит, что надо сидеть сложа руки. Надо делать своё дело. Хотя тому активно препятствуют силы зла. Они приватизировали свободу, присвоили себе все права на неё. И потому когда раздаётся свободное слово – его моментально убирают. Где те люди, которые могли бы сказать слово истины с экранов? Ни одного не допускают. Хотя бы на канал «Культура» позвали – от прочих ждать нечего.
Врагу нужно одно: превратить людей в скотов. И легче совершать это с молодыми людьми. Достоевский из дальнего времени нашему диагноз поставил: «Дьяволова идея могла подходить только к человеку-скоту... Если не будет жизни духовной, идеала Красоты, то затоскует человек, умрёт, с ума сойдёт, убьёт себя или пустится в языческие фантазии». Всё это мы и видим в нарастающей прогрессии.
Неужели всё так мрачно? Неужто нет хороших молодых людей?
Если бы вовсе не было, тогда и разговора затевать не стоило бы. Есть и такие, что сердце радуется. Но тревожит вопрос – куда идёт большинство – в храм или на бесовские игрища? Связь времён рвётся жестоко – удалось ли сделать это бесповоротно? От ответа зависит ни много ни мало судьба человечества.
Порою охватывает ощущение: человечество вступает в состояние агонии. (Она, впрочем, может ещё долго длиться.) Так ли это?
Сегодня насущнейший вопрос: кто мы, Содом или Ниневия? Содом, где не нашлось и малого числа праведников, чтобы быть пощажённым, или Ниневия, в покаянии избежавшая грозного наказания? Так хочется ощущать себя Ниневией! Но люди Ниневии покаялись тяжким покаянием и обратились от злого пути своего (Иона 3, 10)...
А мы?
Вопрос не риторический: я не знаю ответа на него.
Михаил Михайлович Дунаев
* Статья была опубликована в журнале «Православная
беседа», №4, 2002 год. А также в литературном интернет-журнале "Русский переплет".
 | 
