|
||
Новый номер |
||
№4(18) октябрь 2006
"На обиженных воду возят" |
||
|
||
Архив |
||
|
||
О газете | ||
|
||
Якутские шрифты | ||
|
||
Ссылки | ||
|
||
Гостевая книга |
|
||
Священниками не рождаются. Ими становятся. Причём порой дороги, которые приводят человека к этому служению, бывают тернистыми, запутанными, непростыми. Но чем мучительнее жажда богопознания, чем искреннее стремление найти Истину, признавая свои ошибки, тем глубже и прочнее связь человека с Богом, – считает священник храма Новомучеников и Исповедников Российских г. Алдана отец Владимир Терехов.
– Отец Владимир, наверное, Вы, как и большинство из нас, в атеистической семье росли? Каков был Ваш путь к Богу и к храму?
– У одной известной артистки сын стал священником. Когда её спросили «как?», она ответила: «Тихая молитва матери – всё, что нужно для ребёнка». Мама моя молилась, но не при мне. А для ребёнка очень важно видеть, что в семье молятся. У малыша бывает шок, когда родители ВДРУГ молиться начинают. Он не понимает, что с мамой и папой происходит. У родителей внутренний мир изменился, а оболочка какая была, такая осталась. Поэтому сначала ребёнок пугается, ну, как мы все, а потом привыкает, и это становится для него нормой.
В нашей семье в храм ходили, но это было очень редко, по праздникам, потому что надо, а «для чего?» – такого вопроса не возникало.
Меня «шевельнули» протестанты. Мать моего друга пришла к вере. Церковь, в которую она попала, была харизматическая – они себя именуют «Церковь евангельских христиан», как наши пятидесятники. Я заметил в ней резкое изменение внутреннего состояния. Она вдруг стала другим человеком, с серьезным раскаянием пересмотрела свою жизнь и переменила её. И мне это понравилось. Я увидел, что она не лжёт сама себе, что она искренна, что она что-то хочет переделать. Но вот ответа полного на вопрос – что нужно переделать и как – протестанты не знают. Они знают, что нужно покаяние, но серьёзного понятия о духовной жизни у них нет. Конечно, это я позднее понял. Хотя само покаяние у них бывает очень искренним, глубоким. Это факт. Я бы сказал, что протестанты – это люди, которые сели на ТОТ автобус, но вышли на остановку раньше.
– Продолжая аналогию, я бы сказала, что многие православные – это люди, которые сели в ТОТ автобус, взяли билет до нужной остановки, но вышли там, где вошли, и никуда не едут вообще. Конечно, у них остаётся возможность вернуться – билет действителен, если ты его не потерял в суете жизни или сознательно не выбросил. Но ведь можно просто не успеть... Но, простите, вернёмся к Вашему пути.
– Я жил в Нерюнгри, учился в Хабаровском институте железнодорожного транспорта. Почитывал Библию, Новый Завет. Конечно, у меня была масса вопросов сначала. Я не понимал, зачем писать, кто кого родил, для чего? Первые главы Евангелия от Матфея открываешь – и один вопрос за другим. Поэтому я почувствовал духовный голод, желание ответы поискать. Был пример, как человек изменил свою жизнь, и теперь это не было голословно для меня, но сам я перемены в себе не испытал.
Когда после очередной сессии я приехал на каникулы в Нерюнгри, то пришёл к евангелистам и признал свои ошибки: да, было то-то и то-то, я поступал так-то и так-то и считаю, что это нехорошо. Принёс покаяние, как они мне объяснили. А у меня была договорённость на следующий день поехать с друзьями в ресторан. Но я же покаялся, и ехать-то стыдно, неприятно, недолжно. И я на работе целый день просил у Господа, чтобы этого не произошло, но без моего прямого отказа пойти в ресторан, а по объективным причинам, чтобы все это видели. Я ведь обещал, не мог людям отказать, но совесть меня не пускала.
Работал я помощником машиниста. После 12-часовой смены, по дороге в ресторан мы с друзьями должны были заехать на стоянку, чтобы поставить машину. И вдруг произошла авария. Незначительная. Но у меня был шок – я получил то, что сам выпросил. О ресторане речи уже не было. Молитва исполнилась. Для других людей эта авария ничего не значила, катастрофы не случилось. Это был знак и действие Божией силы лично для меня. Потому что Бог с каждым человеком в отдельности выстраивает интимные отношения. Он стал строить Свой мир со мной вот таким образом, и для меня это было серьёзно. У меня возникла уверенность, что Он рядом, Он слышит меня, Он действует. Мне тогда было лет двадцать, наверное.
Мы с женой разговаривали на эту тему, читали Евангелие, я не мог не делиться с ней своим миром, а она со мной – своим. Мы искали, спорили, но всё равно оба жаждали общения, потому что чувствовали, что надо что-то менять в жизни. Мы пришли по одному объявлению на богослужение в американскую Церковь Христа, по-моему, из Ванкувера, с Аляски, и стали посещать её. Но это было общение в одну сторону – когда человек говорит, ты его слушаешь, а у тебя остаётся много вопросов. Мне больше нравилось, когда после богослужения мы общались с теми людьми, которые туда ходили, что-то рассказывали друг другу, делились своими переживаниями.
На одно из богослужений пришёл православный человек. Сел, стал слушать, а потом сказал: «Братья, вы тут всё о Боге говорите, мне сегодня переночевать негде. Помогите, пожалуйста». Я пригласил его к себе. Он переночевал у нас, и наше общение стало тесным и долгим.
Надо сказать, что в Хабаровске в то время только на центральной площади «заседали» 3–4 новоиспечённые христианские «церкви». Можно было сравнивать. Многие так и делали, перебегая с одной лекции на другую. Мне было неинтересно «зацикливаться» только на богослужениях, и я предложил нескольким братьям собираться у нас дома. На эти встречи приходил и наш новый знакомый (художник) – православный. И от беседы к беседе он раскрывал нам разные стороны православия. Мы приглашали и свидетелей Иеговы, и ещё каких-то людей из других церквей: готовились, выписывали цитаты из Писания, спорили. Православный терпел нас, а мы терпели его и потихоньку друг друга воцерковляли. Например, после молитвы экспромтом (с упоминанием звёзд, гор и рек) он подсовывал нам соответствующий псалом: «Братья, не надо изобретать велосипед». Иногда, наблюдая наше желание помочь кому-нибудь, приносил объявления в одну строку: «Помогите, нечем кормить детей».
Наше общение было, наверное, богоугодным. Потому что – искренним. Мы были в поиске и хотели всё испытать и попробовать, чтобы знать, что плохо и хорошо, и держаться хорошего. Когда человек искренне ищет, не отвергая конкретного знания, то, даже заблуждаясь, он не хулит Духа Святого, и Дух ему открывает потихоньку.
– И всё же, что стало решающим в принятии Вами православной веры?
– У меня был серьёзный вопрос, который я лично для себя должен был обязательно разрешить, который я Богу задавал, молился. Меня в Евангелии смущали слова Христа о том, что хула на Духа Святаго не простится: на Сына человеческого, на Бога даже простится, а на Духа Святого не простится! Я не мог понять, в чём заключается эта хула? Мне надо было знать, чтобы я мог руководствоваться этим в жизни.
– Не понимаю?
– Ну, например, придёт ко мне какой-нибудь «апостол», а я его выгоню, скажу: ты неправильно говоришь по Евангелию. А вдруг это окажется хулой, и вдруг она не простится? И я у каждого, с кем общался, к какой бы он церкви или секте не принадлежал, спрашивал об этом, и все мне отвечали одинаково: «У нас Дух Святый. Больше ни у кого нет». Для меня это были пустые слова. Мне нужны были внутренние переживания и факты. И болезнь этого поиска длилась многие месяцы. Не было так, что вот сегодня я заболел, а завтра мне Господь дал ответ. Я молился, просил: «Господи, Ты мне открой». Мне было так тяжело, эти мысли меня мучили. Ответ на этот вопрос решал многие аспекты моей духовной жизни. И как-то я зашёл в православный храм и купил книгу «Серафим Саровский. Житие и беседы с Мотовиловым о смысле христианской жизни».
Житие св. Серафима меня настолько поразило! Я увидел тот же самый поиск, который вёл меня самого. Интересно было, какие подвиги совершал преподобный Серафим. А его беседа с Мотовиловым (которого он исцелил от тяжкой болезни) была полностью посвящена тому, что смысл христианской жизни заключается в стяжании Духа Святаго. Но в конце Мотовилов его конкретно спросил: «Что это такое?» Серафим Саровский объяснял по Евангелию (а мы же были евангелистами), из Ветхого Завета подбирал объяснения, я всё это сравнивал, подчёркивал. А Мотовилов снова к нему подступает с чётким вопросом: «Всё-таки я не понимаю, почему я могу быть твёрдо уверенным, что я в Духе Божием?» Тогда о. Серафим сказал ему:
– Мы оба теперь в Духе Божием с тобою. Что же ты не смотришь на меня?
– Не могу, батюшка, смотреть. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли.
Потом св. Серафим спрашивает:
– Что же Вы чувствуете теперь?
– Необыкновенно хорошо, – говорит Мотовилов.
– Да как же хорошо, что именно?
– Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу.
Потом Мотовилов ощутил необыкновенную сладость, затем необыкновенную радость во всём сердце, потом теплоту необыкновенную, хотя зима была, снег кругом.
Потом Серафим спросил Мотовилова о запахе, тот его тоже чувствовал:
– На земле нет ничего подобного этому благоуханию.
И батюшка Серафим сказал:
– И сам я, батюшка, знаю это точно, как и Вы, да нарочно спрашиваю у Вас, так ли Вы это чувствуете… Я помолился в сердце своём Господу, чтобы Он Вам это открыл.
И сам подход к этой теме, и совершившийся факт меня просто поразили. Когда я получил, наконец, ответ на вопрос, который меня так долго мучил, такое удовольствие получил, что в кресле прыгать от счастья начал. После этого постепенно я стал менять отношение к православию, стал читать святых отцов.
– А что у отцов Церкви есть такого, чего Вы не находили в протестантизме?
– Что меня поразило в святоотеческой литературе – глубина понимания самого человека. Нигде этого нет, ни в одной религии: они заглядывают во внутренний мир человеческий и подробно его описывают. Это не психология, где причинно-следственные отношения, это совершенно иной мир, иная перспектива, иной взгляд на человека, на его поведение. Почему Господь попускает беснование или болезни? Что такое грех? Осмысление самого положения греховности человека, его падшей природы. Как страсть может рядиться под добродетель. Как её всё же увидеть, распознать, как с ней бороться… Вся проблема духовной жизни протестантизма – в его искажённом восприятии, в неправильном понимании греховности. Правильное понимание греха мы можем найти только у святых отцов. Меня именно это привело к православным.
Дело в том, что вытаскивание бревна из своего глаза, то есть духовная жизнь, может быть эффективной только тогда, когда совет вам даёт тот человек, который уже вытащил своё бревно. Но и протестанты, и весь нехристианский мир даже не ставит перед собой такой задачи. А в православии за всем внешним стоит одна основная цель – как ЛИЧНО МНЕ избавиться от греха, что делать и – колоссальный опыт, как этой цели достичь. На этом пути обретается смирение.
Скажем, я жадный. И даже если бы вы мне это доказали, я бы не обиделся, а просто спросил: «Я вижу. Но что мне делать дальше?» Весь мир в ответ предлагает одно: «Покайся». Ну, хорошо, я покаялся в этом, и что – сразу перестану быть жадным, что ли? Нет, конечно. Но если я жадный, как я могу любить? Да никак! Всё равно в моей душе будет кусочек, заполненный жадностью, а значит, там любви не будет, только эгоизм. Протестанты этого не видят, во-первых, потому что они и не ставят перед собой этой цели. А во-вторых… Да, они и молятся, и совершают хорошие поступки, побольше нас с вами, но ведь за этим может стоять гордость, тщеславие, самолюбие. Когда человек строит на своём, не на Христе, то это всегда дом на песке – фундамента нет, он разрушится. Отсюда проистекает порой пугающая категоричность священников – она от сопереживания, им хочется предостеречь: вы всё равно на этом ничего доброго не построите. Только Христос может помочь избавиться от греха, и только Он указал пути. И только православие ещё пока говорит: «Братия, посмотрите на себя». А все остальные даже осмыслить не пытаются этот факт. Просто хорошо, потому что ты – у нас.
– Но Вы же сами рассказывали, как пришли на собрание евангельских христиан и рассказали о своих нехороших поступках. Разве это не было покаяние?
– Есть понятие покаяния (метаноя – перелом, перемена жизни), есть понятие исповеди. Я исповедовался перед всеми – это был свершившийся акт. Но когда мы обсуждаем покаяние, то не должны говорить о времени: покаяние – вся наша жизнь во Христе, до самой смерти. Я могу идти путём покаяния, могу не идти. Могу останавливаться или уходить в сторону – свобода человека не отнимается. Но одно покаяние никак не может изменить заражённой грехом природы человека. Она остаётся, а вместе с нею склонность ко греху. Я могу не совершать каких-то поступков, но думать о их совершении, или желать их совершить, и мне приходится сдерживать себя, бороться с собой. Путь к святости очень длинный. И среди православных встречается такой подход – я же покаялся, что вам ещё надо? Я сам совершаю массу ошибок, но ищу и учусь постоянно.
– Если даже апостол Павел говорил: «Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю», – что уж нам-то говорить. Можно Евангелие хоть наизусть выучить – это тебя не изменит автоматически.
– Да, но эти слова Павла надо не только понять, но и сопережить. Тогда каждое его слово ляжет в сердце, потому что ты чувствуешь так же, как и он.
– Но при чём тут обряды? Не мешают ли они?
– Обрядовость необходима – это возможность стяжания Духа Святаго, потому что она дисциплинирует, направляет. Если есть расхлябанность, значит, не будет порядка. В то же время слишком жёсткая регламентация лишает человека свободы, отбивает веру, которая не может быть без свободы.
Хомяков, замечательный русский философ, подчёркивал, что Церковь – одна, конечно, и должна регламентировать жизнь человека, но она не может ограничивать его свободу: человек должен сам принимать решения. Церковь даёт пределы, ограждающие от лжи, а в этих пределах ищи Бога сам. Где ты Его найдёшь – мы не знаем. С православной точки зрения Церковь – это организм. В нём от одной клеточки к другой кровь переходит, иногда она отравленная, иногда живая. Каждая клеточка влияет на весь организм, и наоборот. Бывает, что мёртвые клетки приходится отрезать, от чего весь организм страдает, иногда, наоборот, живое и новое к нему прививается и даёт силы.
Но в любом случае, у человека должно быть искреннее желание – найти Бога. Пока человек ищет Бога, думает: как найти, где Истина, это – настоящая жизнь. А если человек считает, что уже нашёл, успокоился, подобрав первое попавшееся, то с ним и говорить-то не о чем – он уверен в себе. Нужен ли ему Бог?
– Теперь понятно, почему мы не находим противоречия во многих постулатах тех же баптистов, например. Да, то, что они говорят, есть и у нас, но в православии есть ещё и нечто большее – не вместо того, а кроме того.
– Понимаете, я могу подойти к стяжанию Духа Святаго, почитая Христа. Но и почитая Богородицу, я могу Его обрести. И в чтении Евангелия, и в богослужении я могу найти Духа Святаго. Если мы с вами слышим: только в молитве, в посте, или только в богослужении мы можем обрести Бога, а Евангелие читать не обязательно – это не правда. И наоборот – только в чтении Евангелия Господь может открыться человеку – это тоже ложь. Если мы скажем, что через икону человеку не может открыться Господь, то будем не правы. Протестанты просто всего этого для себя не открыли. Господь многогранен. Может быть, ты лично нашёл себя в чём-то одном, но не ограничивай других своим неполноценным опытом. Правда ведь?
Я встречал много протестантов, которые свои переживания подводят к богословию, под тексты Евангелия, например, и выдают собственный опыт за истинный. Здесь мы уже должны говорить о греховности. Почему? Потому что это переживания человека падшего, не святого, правда? Чтобы этого не происходило, надо проверять себя, свои переживания, своё понимание Евангелия. А может, я что-то неправильно понимаю, может, здесь что-то большее, чего я пока не вижу?
На что ссылается православный? Он прочитал, например, толкование на какое-то место из Евангелия святого Иоанна Дамаскина, потом читает святого Василия Великого. Оказывается, про это же место он говорит совсем другими словами, но смысл в них вкладывает тот же самый. Потом обращается к толкованию святого Иоанна Златоуста, он тоже по-своему выражает тот же смысл. Значит, наверняка, это мнение Церкви. А просто жёстко принять – раз один человек (даже святой) говорит так-то и так-то, значит, это и есть истина, то вряд ли это будет правильно.
Ну, а потом, узнать – мало. Своё знание надо ещё осмыслить, пережить в действии. И тогда только, я думаю, мы с вами будем потихонечку стяжать Духа Святаго.
– Отец Владимир, ну а что делать молодому человеку, когда он приходит в храм и чувствует себя чужим, всё кажется ему непонятным, и он не знает, как сблизиться с людьми?
– Нужна решимость. Если я ещё не понимаю, зачем хожу в храм, то могу помолиться, попросить помощи у Самого Христа: «Господи, помоги мне совершить начало пути!» Конечно, мы кого-то слушаем, что-то читаем. Но каждый должен выстроить свои, личные, интимные отношения с Богом. Господь же видит нас такими, какие мы есть и принимает нас, и помогает. Если человек желает прийти к Богу, то он должен, прежде всего, помолиться: «Господи, помоги мне, дай таких знакомых, которые бы мне помогли». И Господь обязательно пошлёт навстречу ищущих, думающих людей.
Но всем совета общего не дашь. Надо к священнику подойти, на исповеди что-то спросить, с прихожанами молодыми поговорить. Всё-таки редко грубо учить начинают, но даже если так… надо помнить, что за всем за этим стоит немощь человеческая – проблемы, скорби, дети, столько всего… и мы должны это понимать и прощать. Я на одном уроке детям сказал: «Я пришёл к вам на встречу не святой, а грешный. Вы отфильтруйте мой личный грех и слушайте, что я говорю и для чего. А за то, что свой грех я не могу поставить в уголочек, вы уж меня простите». Давайте относиться ко всем с пониманием, искать самого человека, его душу, его правильные мысли, и потихоньку мы научимся любить. А Господь за наше терпение и смирение даст нам и знакомых, и друзей – всё даст. Но подвиг, чтобы прийти к Богу, мы должны совершать сами. Без подвига вообще христианской жизни нет. Христианин постоянно совершает подвиг – в молитве, в посте, в борьбе с грехами, в делах милосердия. Причём бывает, что человек совершает ради другого что-то хорошее, а его начинают за это ругать.
– Но есть же миф, что христиане – это слабые, несчастные люди, которые нуждаются в утешении, они себе сказочку придумали… Вот мы – сильные, счастливые, мы не боимся жизни и смерти – нам Бог не нужен.
– Но ведь это гордость!
– Да. Ну, и что?
– И что на этом хорошего можно выстроить? Вот строим – оглянитесь вокруг – война, разруха…
Если человек не хочет идти к Богу, он будет жить своими страстями. Да, мой сосед ругается только из-за того, что я в рясе хожу, или кричит на моих детей, потому что меня боится – это есть. Но это было всегда и будет – когда человек идёт к Богу, есть сильное противодействие. Это нормально.
А Бог мне нужен не потому, что я слаб. Он мне нужен тогда, когда я конкретно, реально, объективно вижу себя таким, каков я есть, в том числе и в слабости своей. Если я вижу весь свой негатив и не могу с ним справиться, тогда мне нужен Бог. Если я мерзости своей не вижу, тогда зачем Он мне?
Ну вот представьте, у меня заболела рука. Я же не бегу сразу к врачу, сначала начинаю мазать мазью, принимать таблетки. И только когда боль меня днём и ночью начнёт мучить, тогда я приду к врачу и скажу: «Помоги мне». Многие ли из нас видят, что поступают нехорошо? Да, совесть подсказывает, но мы же оправдываемся: а у других ещё хуже, и вы посмотрите, человек спокойно живёт с этим. И только когда совесть достаёт так, что человек днём и ночью не может с ней справиться, то он осознаёт, что нуждается в Боге, и молится. Бог приходит и помогает.
Более того, я думаю, пока человек не дойдёт до апогея, молитва его – враньё. Многих святых можно привести в пример. Скажем, игумен Никон сначала науками занимался, потом философией и дошёл до такого состояния предельного, что где-то на чердаке взмолился: «Господи, откройся мне!» И вдруг почувствовал теплоту, разлившуюся по всему телу. И вот такие люди, которые до апогея дошли, и Господь их утешил, – самые верные рабы, потому что знают, что Бог рядом. А гордецы, бросающие вызов Богу и думающие, что всё сами решат и знают, как жить… они не сильные, они слепые.
– Ну, вот, Господь открылся, а дальше? Как в Боге жить?
– Вы мне такой вопрос задали – типа «что такое любовь, как её доказать и как её показать?» Как я её Вам покажу, я же не вытащу из сердца и не скажу: «Вот она какая, посмотрите». А может, она плохая или больная – моя любовь.
– Хорошо, тогда – как научиться такой жизни, как её стяжать?
– Я не могу дать совет общий. Только зная, как человек живёт, какие вопросы он задаёт сам себе, можно что-то посоветовать. Если я скажу читателям: идите и делайте только так – человек не состоится. Сектор! Ему нужно пределы задавать, в которых он может встретить Бога. А искать самому надо. Помните, что Христос говорит: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Мф. 7. 7). Когда человек искренне ищет, Господь всегда поможет, подскажет, даст людей. Но, ясное дело, на этом пути и проверит, и испытает его.
Я думаю, что становление каждого из нас как христианина – это путь, на котором человек обязательно должен познать, прочувствовать, пережить с необычайной силой Бога, общение с Ним, тёплую молитву, горячее состояние во Христе. Кто-то к этому приходит в конце пути, кому-то это даётся в начале, потом он отходит и лишь воспоминанием согревается. Жизнь, как говорят святые отцы, это наука из наук. Бывает, что человек горячо молится Богу, но его переживания оказываются ложью. Он может впасть в прелесть. Поэтому, какие бы препятствия не возникали на пути, надо идти в храм – без духовного руководства Церкви заблудишься и пропадёшь.
Беседу вела Ирина ДМИТРИЕВА.